Мет Уаймен - За стеклом [Коламбия-роуд]
— Ты пьешь растворимый кофе? — спросил меня брат, занеся полную ложку порошка над первой из трех чашек. У нас есть еще десять минут, а потом мне нужно будет уйти.
Признаться, я надеялась, что два чемодана, несшие караул под дверью, намекнут Павлову, что я, вообще-то, отнюдь никуда не спешу. Так или иначе, я согласилась на растворимый кофе. Решила еще немного потянуть время, а уж потом переходить в атаку.
— Куда ты собрался? — поинтересовалась я невинным тоном.
— На фотосессию. Редактор хочет, чтобы на моей страничке появился свежий снимок.
Павлов перестал ковырять ложкой в банке и украдкой метнул на меня взгляд, поджидая реакцию. Я постаралась изобразить полный восторг. В отличие от Слима, шагнувшего в кухню с вопросом:
— Как, в этой мерзкой рубашке?
На моем братце была ядовито-оранжевая сорочка с пуговицами сверху донизу. Он весьма неохотно подтвердил, что именно в таком виде и собирается фотографироваться. Слим втянул воздух сквозь плотно сжатые зубы, Павлов скрипнул своими. Я же не могла отделаться от навязчивого впечатления: насколько дикий диссонанс между цветом рубашки моего брата и зелеными клетками линолеума под его ногами. Даже обрамлявший рубашку дверной проем не мог вобрать в себя исходившее от нее сияние.
— Как человек, повернутый на текстильных мотивах с пальмами и пеликанами, — сделал выпад мой брат. — ты едва ли посмеешь критиковать мой выбор.
Пожав плечами, Слим сдался:
— Мое дело — предупредить.
— Значит, тебе чем-то не нравится рубашка?
— Лично мне она до лампочки, но за твоих читательниц не поручусь.
— Не понял? — сбавил обороты Павлов.
— По-моему, тебе нужна домашняя куртка.
— Чего?
— Удобная бархатная куртка и огромный бокал бренди, который ты сможешь пролить на тапочки.
Слим тайком подмигнул мне, от чего я порозовела. Не до такой степени, однако, как Павлов, который швырнул чайную ложечку в раковину и потребовал выражаться яснее.
— Все дело в ауре, которую ты должен распространять, — пояснил Слим. — Ты ведь хочешь создать образ жреца любви, так ведь?
— Мне платят за то, чтобы я раскрывал особенности мужского подхода к романтическим отношениям. В общем, да.
— И ты должен олицетворять опыт и эрудицию?
Мой брат спрятал ладони в карманах, скромным кивком подтвердив справедливость предположения.
— Ну так постарайся хотя бы выглядеть, как ветеран интрижек и виртуоз постельных игр! Ловелас, меняющий женщин, как перчатки!
Я подавила смешок, надеясь, что высказывания Слима не испортят Павлову настроения, что было бы для меня крайне нежелательно.
— Помяни мои слова, — между тем продолжал Слим, — если фотограф щелкнет тебя в этой мандариновой тряпке, дамы усомнятся в остальных твоих достоинствах.
— Это не мандариновый оттенок.
— По мне, так он просто вопиет о распродаже на овощном рынке.
— Приглядись получше: это персиковый цвет.
— Какая разница? — резонно парировал Слим. — Фрукт есть фрукт.
Брат спросил, насыпать ли мне сахару. Он явно был уязвлен, хотя и делал вид, будто Слим неожиданно нас покинул.
— Спасибо, мне только молока, — ответила я и взмолилась, чтобы мой голос не дрогнул, когда я начну заверять брата, что он выглядит прекрасно. Лишь когда он отвернулся к холодильнику, я смогла обменяться взглядами с его соседом.
— Не пойму, как его только взяли в журнал? — сказала я одними губами.
Павлов держался на своем посту лет пять, заполучив его уже через неделю после прибытия в Лондон. Никаких собеседований или конкурсов, ничего подобного, он просто зашел спросить, не нужен ли журналу сортировщик писем, а редактор вдруг разразился потоком слез. Несчастная любовь или что-то в этом роде. А Павлов оказался тут как тут, с сухой жилеткой наготове, чтобы предложить поддержку и участие. Не побоялся даже испортить свою лучшую рубашку.
— В этих журналах, — объяснил Слим, — все решается просто: надо только переспать с нужным человеком.
Мой брат отвернулся от разделочной доски и протянул мне исходящую паром кружку.
— Между прочим, наш редактор — мужчина.
— Я в курсе, — ответил Слим, потянувшись за своей порцией кофе.
Слим понравился мне не только тем, что умел урезонить Павлова. Пока мы смаковали кофе, он достал миниатюрный скейтборд, не более трех дюймов в длину, и двумя пальцами начал катать его по столешнице. Игрушка для людей достаточно взрослых и умных, чтобы понимать, как нелепо они будут выглядеть на настоящем скейте. То, как Слим катал ее взад-вперед, свидетельствовало о ловкости его пальцев. Кроме того, в его пользу говорило и то, что он принял мою сторону в обсуждении моей же просьбы о временном ночлеге. Я нуждалась в крыше над головой, но не надолго — всего на недельку.
— Без адреса, по которому люди могли бы со мною связаться, я ни за что не смогу устроиться на работу, — объясняла я. — А без работы мне не удастся найти жилье. В результате мне ничего не останется, кроме как выйти на панель. «Мы удовлетворим любые ваши фантазии» — как пишут на рекламных листовках, разбросанных по телефонным будкам.
Павлов слушал не моргая, но, к моему удивлению, остался равнодушен к мольбе о помощи.
— Прости, Циско, но здесь всего две спальни. Рад бы помочь, но не могу. Что тут еще скажешь?
Сидевший напротив Слим прекратил барабанить пальцами по игрушке.
— Скажи: «Хорошо». Скажи: «Мы будем рады». Скажи: «Гостиная в полном твоем распоряжении, пользуйся сколько нужно».
— Но мы же нарушим условия аренды, — возразил Павлов. — Ты не хуже меня знаешь о запрете сдавать жилплощадь посторонним. Стоит Картье пронюхать, и мы втроем окажемся на улице.
— Прошу тебя, Павлов! Мне некуда больше идти.
— Циско, это твои проблемы.
— Отличный совет для колонки напутствий подросткам, — хмыкнул Слим и уверил меня, что я могу спать на диване. — Хозяин дома живет далеко, на побережье. Он даже не узнает, что у нас кто-то гостит.
— Диван не годится, — сказал Павлов.
Мы со Слимом повернулись к нему.
— Это почему? — переспросил Слим, на миг отдернув пальцы от скейта.
Мой брат разглядывал осадок в кружке, будто рассчитывая прочесть там подходящий ответ, после чего выдавил, что пара пружин в недрах дивана, увы, просели.
— Ерунда, — вставила я, — меня это не пугает.
По ту сторону стола Павлов, похоже, оказался в тупике. Его взгляд потускнел, и я вдруг поняла, отчего он не хочет, чтобы я оставалась в этом доме.
— Не переживай, — я пожирала брата взглядом в основном потому, что не могла заставить себя повернуться к Слиму. — Это все мелочи жизни.
— Циско, правда, ничего не получится.
— С каких это пор в диване сломаны пружины?
Игнорируя Слима, брат предложил мне занести вещи в его комнату.
— Я буду спать на полу, — решил он, — а ты займешь мою кровать.
— Диван в полном порядке, — настаивал Слим.
— О диване и речи быть не может, понял?
— Ты что, сломал его и не сказал мне? — Крошечный скейтборд прошелестел по столу, словно доставив обвинение по адресу, и упал на колени Павлова. — Если сломал, то заплатишь. Диван-то мой.
Павлов со злостью отправил скейт в обратное путешествие.
— Я разговариваю со своей сестрой, — заметил он. — И перестань, наконец, дурачиться с этой фиговиной.
— Диван мне дорог. Я своими руками поднял его из руин, помнишь? Если ты сломал мой диван, я имею право это знать!
— Хватит, помолчи, — оборвал его мой брат и тут же сдался: — Диван не сломан.
— Так отчего же на нем нельзя покемарить?
— Оттого.
— От чего «того»?
— Циско — моя младшая сестренка, вот отчего!
Павлов верно рассчитал время, чтобы привстать: Слим только пробурчал что-то насчет дивана и убрал со стола игрушку.
Нарушить молчание пришлось мне:
— Буду спать в твоей комнате, если тебе от этого легче.
Смерив меня гневным взглядом, мой брат испустил тяжкий вздох, свидетельствующий о поражении.
— Забирай гостиную, — разрешил он. — По ночам будешь запираться изнутри.
— Что ты хочешь сказать? — опешил Слим.
— Мне кажется, Циско будет рада возможности побыть в одиночестве, — рассеянно пояснил Павлов, сверяясь с часами, и тут же вскочил со стула, с горечью выругавшись. — Из-за вас я опоздал на съемку!
— Удачи тебе, — пожелала я, пока Павлов огибал стол, чтобы выскочить в коридор.
— Скажи, когда ты приблизительно собираешься вернуться? — елейным тоном осведомился Слим.
Ботинки моего брата прекратили скрипеть. Его лицо опустилось между нами, а руки легли нам на плечи.
— Я могу вернуться в любой момент, — прошипел он. — Вы меня поняли?
3
Три дня. Столько времени мне потребовалось, чтобы найти работу. Я провела эти три дня, бегая по агентствам временного найма для неквалифицированных работников; увы, мне пришлось позабыть о своих навыках. Этому меня научили первые же несколько собеседований. Когда я усаживалась напротив типа с бейджиком, на котором должно было бы значиться «Мне скучно», и упоминала о своем дипломе, мне вдруг начинало казаться, будто я только что сообщила работодателю о судимости.
